В дореволюционной России детям, появившимся на свет вне официального брака, с самого начала предстояло нести на себе печать общественного осуждения, закодированную в их фамилии. Это имя, которое они получали при рождении, словно сообщало окружающим о социальном «пятне» их происхождения. В среде знати незаконнорожденным нередко присваивались фамилии, в которых едва угадывались корни благородного рода, тем самым оставляя намек на происхождение, хоть и в завуалированной форме. В отличие от них, дети из простого народа нередко получали прозвища, напоминающие скорее ругательства, чем фамилии. Эти метки становились символами бедственного положения и несправедливости, которую испытывали невинные младенцы с первых дней своей жизни.

И все же отношение к таким детям не всегда было однозначным. История хранит свидетельства того, что в древние времена подобные случаи воспринимались иначе. Примером может служить князь Владимир, прозванный «Красным солнышком». Его отцом был князь Святослав, а матерью — Малуша, служанка. Несмотря на внебрачное происхождение, Владимир не только стал правителем великой державы, но и оставил после себя многочисленных наследников, появившихся как от официальных браков, так и от наложниц. Никто из них не считался низкорожденным — все признавались княжескими детьми. Однако к XVI столетию взгляды на подобные ситуации начали резко меняться. Русская православная церковь, укреплявшая свое влияние в обществе, начала активно отстаивать ценности церковного брака. Внебрачные союзы стали восприниматься как греховные, а их плоды — как нежеланные. Некоторые священники отказывались крестить таких младенцев, считая их появление следствием аморальных поступков. Для церкви эти дети становились «порченными», и дорога к духовному служению им закрывалась. Девушки, родившиеся вне брака, также подвергались общественному отторжению — священники даже не рассматривали их в роли потенциальных невест.

Подобное отношение с каждым десятилетием проникало глубже в общественное сознание. К началу Нового времени дети, рожденные вне официального брака, становились чужими не только для государства, но и для своих родных. Законы и документы подчеркивали их «неправильное» происхождение, называя их «зазорными», то есть позорными.

С конца XVII века и особенно в XVIII столетии число таких детей стало стремительно расти. Одной из причин стало появление регулярной армии. Молодых мужчин забирали служить на четверть века, и за это время их жены вынуждены были десятилетиями жить в одиночестве. Иногда к возвращению супруга в семью, украшенного боевыми наградами и сединой, его встречали дети, к которым он не имел никакого отношения. Если женщина оставалась в доме мужа, появление внебрачного младенца могло привести к трагическим последствиям. В условиях жестокого общественного осуждения, безысходности и страха перед будущим, многие матери принимали страшные решения. Особенно это касалось беднейших слоев населения: крестьян, мещан и особенно жен солдат, которым не на кого было опереться. Младенцев убивали не от жестокости, а из-за отсутствия надежды на достойную жизнь для них. Если у ребенка не находилось опекуна, то его участь оказывалась крайне тяжелой. Он не имел права ни на обучение, ни на выбор профессии. Малолетних мальчиков чаще всего сразу определяли в армию, где их судьба была предрешена. Девочек же ждала неизвестность, которая чаще всего оканчивалась в безвестности.

До начала XIX века фамилии таким детям обычно не присваивались. Вместо этого использовались клички, за которыми сразу можно было угадать их происхождение. Эти прозвища, нередко грубые и уничижительные, могли стать основой фамилии уже у их потомков. Так рождались фамилии вроде Байстрюк, Замарыш, Выгунок, Курвенок, Закрапивник, и многие другие. Иногда священники добавляли к именам детей свои собственные прозвища, и те тоже переходили в фамилии. В итоге появлялись Иудины, Иовы, Христарадины. Нередко метрики отражали лишь материнское имя или имя крестного. В случае, когда отец был неизвестен или не признавал ребенка, фамилии строились по принципу «половины»: Половинкин, Полуанин, Полупьянов, Полустроев — все это говорило о «неполной» родословной, о нецелостной семье. Такие фамилии как бы отделяли этих людей от полноценной части общества, оставляя их на его обочине.

Иная ситуация наблюдалась среди аристократии. Благородные фамилии умели находить компромиссы с репутацией. Даже если бастард не имел права на титулы, он редко оставался без поддержки. Его обучали, иногда за границей, и даже обеспечивали средствами к существованию. Тем не менее, факт внебрачного происхождения замалчивался, но не забывался. На свет появлялись фамилии, образованные от имен отцов с помощью усечения: Трубецкой превращался в Бецкого, Голицын — в Лицына, Долгоруков — в Рукина. Некоторые прибегали к анаграммам, как, например, в случае с Нибушем или Луначарским. Иногда для прикрытия использовались географические названия. Так незаконный сын Екатерины II и князя Орлова получил фамилию Бобринский — по названию их семейного имения. А случалось и так, что в родословных отыскивали древние прозвища предков, чтобы придать бастарду благородное звучание. Пример — дети императора Александра II от Екатерины Долгоруковой, которые стали Юрьевскими — по старинному прозвищу рода Романовых.

Лишь с началом XX века ситуация начала меняться. Теперь фамилию ребенку могли выбирать родители, и она уже не несла в себе язвительных намеков на его происхождение. Однако само отношение общества к таким детям менялось медленно. И только к концу XX века стереотипы, тянувшиеся веками, начали окончательно исчезать, уступая место гуманности и равноправию.